Взаимодействие пехоты и колесниц в Древнем Китае
На протяжении всей чжоуской эпохи — по крайней мере до периода Борющихся царств — основной боевой единицей армии была колесница. Средневековая европейская «эра рыцарства» в буквальном смысле слова являлась «эрой конницы». А большую часть правления чжоуской династии без преувеличеня можно назвать «эрой колесницы».
И хотя факт этот сомнений не вызывает, внимательное изучение недавно ставших доступными нам материалов приводит нас к выводу, что при Западной Чжоу и даже в последующем колесница играла вовсе не ту роль, которую ей долгое время приписывали. В целом было принято считать, что эффективность колесницы на поле боя была очень высока, и что хотя в армии и существовали пехотные подразделения, роль их сводилась преимущественно к сопровождению колесниц. Однако множество самых разных источников свидетельствует, что боевая мощь колесниц в сражении была не столь уж большой и что на самом деле в западночжоуские времена и даже позднее пехотинцы играли в достижении победы на поле брани как минимум не меньшую роль, чем воины, сражавшиеся на колесницах.
Из этого, само собой, не следует делать вывод, будто роль колесниц оказывалась совсем уж ничтожной. Она была весьма заметной, но, в первую очередь, в качестве символа статуса и положения. В этом качестве колесница оказала огромное влияние не только на характер ведения боевых действий, но и на формирование культуры и эволюцию политических институтов. Поскольку наша интерпретация, при признании несомненной роли колесницы в сражениях той эпохи, заметно отличается от сложившегося мнения, нам ничего не остается, как внимательно и подробно исследовать данные источников.
Из главы X. Армия из книги "Становление государственной власти в Китае : Империя Западная Чжоу" Хэрли Глесснер Крила (с сокращениями)
Практически любые размышления о войне и военном искусстве в Древнем Китае так или иначе касались темы использования колесниц. Именно колесницы, в первую очередь, приковывают внимание поэтов, когда они описывают выступление чжоусцев в военный поход. «Цзо чжуань» рисует перед нами великие сражения периода Весен и Осеней, когда лучшие воины бросались в схватку на колесницах. Могущество государства стало измеряться по количеству колесниц, которое оно могло выставить, и мы читаем о «царстве в тысячу колесниц» (445; 836—838). Чжэн Дэ-кунь говорит, что в чжоуские времена «главную ударную силу армии составляли колесницы» (81; 295).
С. Гриффит так описывает способ ведения военных действий вплоть до «примерно 500 г. до н. э.»: «Покорные неграмотные слуги играли незначительную роль в сражениях того времени. Главной же действующей силой были колесницы, запряженные четверкой лошадей, экипаж которых состоял из возницы, копьеносца и знатного лучника. Многочисленные пехотинцы, защитные «доспехи» которых состояли лишь из подбитой куртки, группировались вокруг колесниц. Лишь некоторые отборные воины имели щиты, сделанные из бамбука или, в отдельных случаях, из чего-то более существенного — дубленой кожи буйвола или шкуры носорога. Вооружены они были кинжалами и короткими мечами, копьями с бронзовыми наконечниками, а также крючьями и алебардами, лезвия которых привязывались к древкам кожаными ремнями. Лук был оружием знати» (194; 32).
Некоторые современные ученые склоны считать боевую колесницу чем-то необычайно грозным и внушительным. В. Гордон Чайлд пишет: «Еще до 3000 г. до н. э. повозка на колесах использовалась в качестве боевой машины. Несомненно, что шумеры при ведении военных действий как до, так и после 2500 г. до н. э. активно применяли колесницы. К 2000 г. до н. э. колесница стала играть такую же роль на территории Сирии. Учитывая то, что жители первых городских поселений в целом располагали весьма незначительным объемом ресурсов, колесницу по боевой мощи можно безусловно сравнить с сегодняшним танком; производить и управлять такими машинами могло только богатое цивилизованное государство, и против них были бессильны и варварские племена, и восставшие крестьяне» (405; т. 1, 209—210), (96; 179, 188).
Однако профессор А. Лео Оппенгейм считает, что роль колесницы в древней Месопотамии сравнима, скорее, с ролью не танка, а боевой машины пехоты в современной армии. Он полагает, что колесницы использовали для перевозки пехоты, которая спрыгивала с повозки и вступала в бой. Таким образом, колесницы, по его мнению, были, в первую очередь, полезны для быстрой переброски воинов и внезапного нападения, а также для преследования бегущего противника. Он не находит никаких свидетельств в пользу того, что колесницы сами по себе участвовали в сражениях.
…
Уже свыше тридцати лет назад автор этих строк высказал такое мнение: «Насколько можно судить по описаниям, сама по себе колесница никогда не была внушительной боевой машиной. Безусловно, есть некоторые намеки на то, что боевые порядки шли в бой за колесницами. Однако из лука можно стрелять не только с колесницы, но и с земли, причем с большей вероятностью попадания в цель. Воин на колеснице с копьем или пикой в руке никак не мог являть собой такую уж грозную силу, да и в любом случае в каждый конкретный момент он представлял угрозу только для одного противника. Знатные люди получали в битве ранения и даже погибали настолько часто, что можно сделать вывод — колесницы не предоставляли сколько-нибудь надежной защиты для тех, кто на них находился. По-видимому, даже в чжоуские времена функциональная роль колесниц заключалась в том, что они являли собой своеобразный подвижной командный пункт, с которого полководец мог руководить сражением. Кроме того, если возникала опасность, их можно было быстро послать на любой участок сражения» (122; 153—154).
…
Любой, кому приходилось толкать современную, двухколесную «пекинскую повозку» без рессор и опрокидывать ее при движении на очень небольшой скорости, мог бы поинтересоваться: каким образом китайские колесницы могли маневрировать с необходимой для условий боя точностью, а тем"более на пересеченной местности? Конечно, колесницы были сделаны великолепно и часто пышно разукрашены, но, по всей видимости, они точно так же, как и нынешняя «пекинская повозка», были лишены рессор (81; 265—273). На местности столь же ровной, как и поле для игры в поло, управлять ими, быть может, было и легко, но даже на чуть-чуть неровной местности колесница едва ли могла быть «твердыней», с которой можно было бы хоть сколько-нибудь прицельно стрелять из лука.
В «Цзо чжуань» есть немало свидетельств, подтверждающих, что как только колесницы покидали ровную местность с твердой почвой, они нередко оказывались в затруднительном положении. Так, например, мы читаем о том, как колесница перевернулась, когда наехала одним колесом на корень дерева, и возница сразу же был убит противником. Цзиньский князь, будучи предупрежденным об опасности использования лошадей, незнакомых с особенностями местности, пренебрег увещеваниями, и в результате, хотя сражение происходило на равнине, лошади рванули в сторону болота; колесница увязла в трясине, и князь попал в плен. Колесница другого цзиньского правителя, жившего позднее, также застряла в болоте, но ее удалось быстро вытащить, и царственная особа не пострадала (445; 164—165::167—168, 392::397, 498::501).
…
Еще более убедительным доказательством, чем приведенные выше высказывания людей той поры о недостатках колесницы как боевой машины, является практически полное отсутствие суждений, что она обладает какими-либо достоинствами в этом отношении. Даже в «Цзо чжуань», где описываются практически только те битвы, в которых принимали участие колесницы, нет никаких указаний, которые позволили бы нам предположить, что колесница представляла собой внушительную боевую силу. Тем более умалчивают об этом западночжоуские источники. Поэты неустанно твердят нам о красоте колесницы и том благоговейном трепете, который она внушает, но ничего не говорят о том, каким образом использовалась она при ведении военных действий. М. фон Дюваль отмечает, что описания сражений в «Ши цзине» не позволяют заключить, что колесницы играли в них «сколько-нибудь достойную упоминания роль», и приходит к выводу, что в стихах колесница превозносится не в качестве реальной боевой машины, но в качестве некоего «ощутимого символа военной мощи и превосходства» (140; 56, 184). Сюй Чжэ-юнь утверждает, что в качестве боевой единицы колесницы «были неэффективными» (219; 69). Полагаю, любой, кто непредвзято и внимательно ознакомится с источниками, придет к таким же выводам.
Что же касается рыцарских поединков между самими китайцами в период Весен и Осеней, то тут лучше колесницы вряд ли можно было что-то придумать. Но при Западной Чжоу, когда войны велись в основном с варварами, трудно усомниться в том, что в качестве именно боевой машины колесница была даже хуже, чем просто бесполезной. Почему же, в таком случае, колесницы не только превозносили во многих стихах, но и опускали в усыпальницы, где их во множестве находят археологи? Несомненно, что в первую очередь — из соображений престижа.
…
Ценность в сражении ей придавало уже то, что, поднявшись на нее, полководец мог лучше наблюдать за ходом сражения и вносить необходимые коррективы. Мы читаем даже о колеснице с «гнездом» — аналог нашего «вороньего гнезда», смотровой площадки на корабле. С нее правитель царства Чу мог наблюдать за всеми передвижениями армии противника (445; 391::396). Кроме того, колесница была передвижным наблюдательным пунктом, на котором полководец мог перемещаться куда угодно, и при этом ему не приходилось даже править лошадьми. Обладая свободой передвижения, не отвлекаясь на управление лошадьми и не утомляясь, он полностью отдаваться наблюдению за ходом сражения. Удобна была колесница и в качестве командного пункта. Колесницы, принадлежавшие знатным людям, несли личные флаги и знамена, и вокруг этого символа, видного издалека, группировались подчиненные им войска. На колеснице командующего, по-видимому, находился барабан который подавал сигнал к атаке, и колокол, или гонг, в который ударяли при получении приказа к отступлению (394; 123, 233), (445; 85::86, 126::129, 339::345, 392::397, 823::825). В качестве «командирской машины» колесница обладала несомненной ценностью.
Колесницы играли и другую важную роль. Выглядели они великолепно. Орнамент и украшения колесниц, как шанских, так и чжоуских, затмевают любые изыски современных роскошных автомобилей, построенных по специальному заказу. Выступление колесниц в военный поход, как оно описано в «Ши цзине», своей пышностью и внушаемым трепетом производило на людей того времени впечатление куда большее, чем танковый парад на наших современников. Мало что помимо колесниц могло столь блистательно исполнить роль символа величия правящих верхов и вселить почтительное благоговение в сердца как подданных, так и варваров. Таким образом, колесницы, пусть даже боевая мощь их была куда менее значительной, чем было принято полагать до недавнего времени, оказывали несомненное психологическое воздействие на людей и использовались в качестве наблюдательных и командных пунктов полководцами. Они, безусловно, играли важную роль в сражении, если только их применяли должным образом. А понижали они боеспособность войска только тогда, когда их пускали в бой в качестве главной боевой силы; исключение, естественно, представляли собой те случаи, когда противник тоже обладал колесницами и следовал тем же правилам игры.
Поддающиеся датировке колесницы, конская упряжь и оружие, обнаруженные в ходе археологических изысканий, относятся к самому началу Чжоу. И это не оставляет сомнений, что колесница, в шанские времена имевшая исключительно церемониальное значение, в следующую эпоху, благодаря политическому и организационному искусству чжоуской династии, стала играть совершенно новую роль. Именно она явилась символом утверждения чжоусцев у власти и контроля за новыми подвластными территориями» (139; 546—548).
…
Воины-аристократы эпохи Весен и Осеней культивировали искусства стрельбы из лука и управления колесницей (140; 186)30. В «Цзо чжуань» и во многих других источниках эти два искусства постоянно упоминаются рядом, словно они составляли одну неразделимую пару (445; 362::363, 522::527, 562::566), (401; 81), (394; 53). Однако каждое из них имеет свою историю.
В стрельбе из лука знать упражнялась уже в раннечжоуские времена, и умелое владение луком считалось свидетельством не только хорошей боевой подготовки, но и благовоспитанности человека. В надписях на бронзовых сосудах упоминаются и школа стрельбы из лука, находившаяся под патронажем самого чжоуского вана, и состязания по стрельбе, в которых принимал участие сам правитель (98; ЗОЬ, 40Ь, 55Ь, 69а,107Ь), (281; 17Ь—19а), (76; (6). 98), (410; 12). Состязания эти, по-видимому, становились настоящим праздником, и «Ши цзин» говорит именно о праздничных состязаниях лучников (394; 69, 173—174, 202). В «И ли», «Книге этикета и церемониала», в двух длинных пассажах подробно описываются правила, которые надлежало соблюдать при проведения состязаний по стрельбе; несомненно, что сложиться эти правила могли только при наличии достаточно длительной традиции (241; 11.1а—13.20Ь, 16.1а—18.22b), (412; 74—121, 150—188). Конфуций, живший в самом конце периода Весен и Осеней, казалось бы, отвергал воинственные идеалы аристократии, но при этом он сам стрелял из лука и благосклонно относился к этому искусству. Праздничный характер состязаний лучников и предписываемый им церемониальный декорум были, видимо, близки конфуцианцам. Искусство стрельбы из лука оставалось в чести у ученых вплоть до ханьских времен (9; 3.7, 3.16, 7.26), (124; 82,170-171, 312::91,155,182).
Управление же колесницей, со своей стороны, редко упоминается в западночжоуских источниках именно как искусство, и несомненно, что в то время оно не пользовалось статусом одного из общепризнанных обязательных умений аристократа. В трех стихотворениях «Ши цзина» авторы с упоением и восхищением повествуют о мастерском управлении колесницей, но ни в одном нет никаких указаний на то, что оно необходимо для военных целей.
…
Доспехи, которые носили рыцари, равно как и линкоры, которыми командовали адмиралы, когда-то считались весьма эффективными военными средствами. Но со временем они превратились в символы престижа, и порой их упрямо продолжали использовать даже после того, как их боевая эффективность сошла на нет. Колесница представляла ценность в бою только в качестве командного пункта полководца. Но минули столетия, и вот уже каждый человек из аристократического рода мог позволить себе иметь колесницу; сражаться же в пешем строю он считал ниже своего достоинства, пусть даже это было выгоднее и безопаснее для жизни. В 541 г. до н. э. цзиньский главнокомандующий приказал своим командирам сойти с колесниц и сражаться с коалицией племен ди в пешем строю; чтобы подать им пример, он первым спустился со своей. Одного из подчиненных, отказавшихся исполнить приказ, полководец обезглавил на месте, невзирая на то, что тот был весьма влиятельным человеком в государстве. Окончательно убежденные таким поступком своего полководца, воины Цзинь покинули колесницы и одержали великую победу над варварами (445; 572::579).
…
В период Борющихся царств войны и сражения перестали быть рыцарскими поединками между аристократами. Практически вся прежняя знать эпохи Весен и Осеней полегла на поле брани, и войны шли уже не на жизнь, а на смерть. Армии стали многочисленнее. Колесницы по-прежнему имелись в войсках и, видимо, находили какое-то применение. Но главной боевой силой теперь была уже пехота, и количество воинов на колесницах по отношению к пехотинцам сократилось до минимума (219; 67—71)32.
Тем не менее колесницы, найденные в усыпальницах, датируемых этим временем, даже еще более величественные и пышно разукрашенные, чем колесницы периода Весен и Осеней. Чжэн Дэ-кунь отмечает, что детали колесниц периода Борющихся царств «настолько великолепны, их отличает такое разнообразие форм и рисунков, свидетельствующих о богатом воображении их создателей, что подобные образцы трудно отыскать у многих других народов; некоторые колесницы украшены замысловатой золотой и серебряной резьбой, орнаментами животных, инкрустированы стеклом и драгоценными камнями» (81; 273). Неважно, что колесница перестала играть сколько-нибудь значительную роль в бою; она по-прежнему оставалась отличительным символом богатства и знатности ее владельца, каковым, впрочем, она и всегда была.
…
Несомненно, что колесниц при Западной Чжоу было гораздо больше, чем при Шан, однако, по всей вероятности, значительно меньше, чем в период Весен и Осеней, когда, как свидетельствует «Цзо чжуань», одно только царство Цзинь могло выставить 4900 колесниц (445; 602::605). Тем более это справедливо для начального периода царствования династии.
…
Китайский иероглиф юй, первоначально имевший значение «управлять колесницей», «возничий», имеет историю, в некоторых отношениях схожую с историей слова «рыцарь». Он использовался не только в значении «возничий», т. е. «тот, кто управляет колесницей», но и в отношении тех воинов, которые сражались на колесницах. И в таком случае его можно перевести как «воины колесниц», в отличие от «пехотинцев». Однако определить наверняка, идет ли в тексте речь о «возничем» или о «воине колесницы», удается далеко не всегда.
…
Надпись, датируемая временем правления Ли-вана (878—828 до н. э.), примечательна тем, что в ней, хотя это уже самый конец Западной Чжоу, юй упоминаются вкупе с ремесленниками и другими сословиями явно низкого социального статуса. Но, пожалуй, наибольший интерес представляет надпись, также относимая к правлению Ли-вана, в которой речь идет о мятеже и вторжении Э-хоу. Создатель бронзового сосуда говорит о том, какие войска состояли под его началом. У него было «сто колесниц и (сопровождающих их) слуг: двести юй и тысяча пехотинцев». Тот факт, что к каждой колеснице было приписано двое юй, поднимает весьма занимательную проблему.
Некоторые исследователи высказывали мнение, что при Западной Чжоу экипаж колесницы состоял из двух человек (81; 295); если так, то надпись называет «слугами» всех, находящихся на колеснице. Однако на самом деле представляется весьма вероятным, что ближе к концу западночжоуской эпохи экипаж колесницы состоял из трех человек. В любом случае в надписи, очевидно, называется «слугой» не только возничий, но и как минимум один из воинов-колесничих.
В период Весен и Осеней ситуация поменялась. Хозяином колесницы был уже, несомненно, ее владелец, и он принадлежал к аристократической фамилии. Вооружен он был луком и стрелами. Обычно на колеснице находились в ту пору три человека (хотя иногда их могло быть и четверо). Двое других воинов — это возничий (юй) и копьеносец (445; 123::125, 127::130, 257::258). Безусловно, возничий был весьма важной фигурой, ведь успех в бою и безопасность всех, находящихся на колеснице, в значительной степени зависели от его умелых действий. «Цзо чжуань» многократно повторяет, что лучник (командир) выбирал себе человека в качестве возничего.
…
Да будет позволено нам выдвинуть гипотезу о том, каким образом использовались боевые колесницы при Западной Чжоу. О колесницах чжоусцы знали и до завоевания Шан, но они вполне могли позаимствовать их и у побежденных. Несомненно, что в изысканных бронзовых деталях колесниц раннечжоуского периода просматривается влияние основных стилей шанского искусства, хотя вскоре они обрели и собственно чжоуские неповторимые особенности. Чжоусцы восхищались шанскими колесницами и всеми силами стремились создать нечто еще более великолепное. При Западной Чжоу, как, безусловно, и при шанской династии, колесницы высоко ценились в качестве олицетворения роскоши и могущества, восседая на которых, сильные мира величественно проплывали мимо восхищенных подданных, внушая им миф о собственной непобедимости и совершенной мудрости.
Колесница играла свою роль и при ведении боевых действий. Она являлась транспортным средством для полководцев и высших командиров; в эпоху средневековья таким средством была лошадь, а уже в нашем столетии — автомобиль. Кроме того, она могла служить удобным передвижным наблюдательным пунктом; полководец мог использовать ее и в качестве мобильного штаба или места для сбора подчиненных. Хотя эффективность колесницы в значительной степени зависела от характера местности, это не было уж слишком серьезным недостатком, поскольку основную боевую силу составляли пехотинцы, а командиры лишь управляли с колесниц их действиями.
…
Хотя колесница являлась значимым символом власти и богатства с самого начала западночжоуского периода, тот факт, что прерогатива дарования упряжи и снаряжения для колесниц принадлежала исключительно правителю государства, свидетельствует, что престижность колесницы неуклонно возрастала и достигла апогея в конце западночжоуского периода. Одновременно с этим обладавшие властью люди, являвшиеся вассалами чжоуского дома, составили аристократическое сословие; сложился и кодекс чести, которому следовали его представители. Их могущество и богатство возрастали, равно как и численность наследников, чему способствовала полигамия. Поскольку колесница стала главным символом аристократического происхождения, ею должен был обладать каждый амбициозный знатный человек. Складывалась ситуация, когда повышался статус не только правителя и его родственников, но и, как это обычно бывает, их близких помощников и даже слуг. Особенно коснулось повышение тех, чья жизнь была изначально тесно связана с символом превосходства — колесницей. Вот почему уже в период Весен и Осеней колесничим, юй, уже не мог быть простой слуга. По видимому, к тому времени уже все аристократы управляли колесницами, и, обратно, каждый, кто управлял ею, считался знатным человеком.
То, что количество колесниц существенно возросло к концу Западной Чжоу, подтверждается уже хотя бы нашими сведениями о составе отряда, выступившего против мятежного Э-хоу. В нем было 100 колесниц и 1000 пехотинцев, т. е. по десять на одну колесницу. Едва ли такая пропорция была удобна и эффективна с военной точки зрения, особенно в контексте борьбы с варварами-пехотинцами.
…
Армии, о которых идет речь в трактате Сунь-цзы, состояли главным образом из боеспособных и дисциплинированных пехотинцев. Существует расхожее мнение, что такие армии стали реальностью менее чем за два столетия до создания трактата (194; 7, И, 30—38). Однако появление сочинения такого уровня можно было бы считать поистине удивительным, если признать, что в основе его лежал столь незначительный исторический опыт.
Как сказано в одном знаменитом стихотворении, даже крестьян, пашущих свои поля, можно обучить военному делу. В нем описывается сельскохозяйственный год, а потом говорится: «в дни второго месяца мы собираемся вместе и так поддерживаем боевую доблесть» (394; 98)4э.
«Встреча» эта, полагают многие, была ничем иным, как большой охотой, во время которой и происходило обучение. Так, описание охоты в «Ши цзине» очень напоминает картину военного похода:
…
Охотничьи колесницы великолепны;
Впереди — четыре огромных скакуна...
Господин отправляется на охоту,
И громко покрикивает на своих людей.
Гордо реет знамя «черепахи и змеи» и флаг «буйвола».
Мы погоняем четырех скакунов, Четырех огромных скакунов.
Сверкают красные наколенники и золоченые доспехи —
Величественное зрелище.
Если пехотинцы и возничие не будут бдительны,
Большие амбары не будут полны (394; 123—124).
Сочетанием «пехотинцы и возничие» переведен здесь термин ту юй, которые в связи с военными действиями неоднократно используется в значении «пехота и воины колесниц». В данном стихотворении роль пехотинцев уж никак не определяется как второстепенная.
Если пехотинцы не играли никакой роли в сражении и исход его решали колесницы, то тогда очень трудно представить, каким образом охота могла стать подготовкой к войне. Положим, когда колесницы выезжали в открытое поле, воины могли, в форме игры, стрелять из луков и так каким-либо образом соперничать друг с другом. Но какая же тогда это могла быть подготовка к встрече с колесницами противника в реальном бою? То, что действительно могло улучшить подобное мероприятие, так это согласованность между простыми воинами и командирами, руководившими с колесниц их действиями. О том, что тренировки имели место во время охоты, мы читаем в «Цзо чжуань».
…
О том, что пехотинцев специально обучали и в западночжоуские времена, говорит следующее стихотворение:
Появился Фан-шу,
Колесниц его — три тысячи,
С армией вышколенной гвардии.
Иероглиф, переведенный как «гвардия», буквально означает «щит»; проведя сопоставление с надписями на бронзовых сосудах, можно сделать вывод, что имеются в виду именно воины-пехотинцы. Можно, конечно, предположить, что речь идет просто о воинах, несущих щиты. Но поскольку щиты в ту эпоху были достаточно простыми и безыскусными, а контекст однозначно свидетельствует, что речь идет не об обычных воинах, а об элите армии, более вероятно, что имеются в виду те, кто действует в качестве «щита», т. е. «гвардейцы» (394; 122).
…
Представлется невероятным, чтобы такая глубокая и тонкая книга по военному искусству, как «Сунь-цзы», была первой в своем роде. На самом деле в «Сунь-цзы» содержатся цитаты из другого сочинения, заглавие которого Гриффит переводит как «Управление армией». В «Цзо чжуань» есть несколько пассажей из текста, называющегося «Трактат об армии». Цитаты самые общие, и из них мы не можем узнать ничего конкретного о том, идет ли в этой книге речь об использовании пехоты на войне; точно так же, впрочем, ничего не говорится и о колесницах. Тем не менее, очевидно, что сочинение это не основывалось исключительно на том «рыцарском кодексе» ведения войны, который, по крайней мере теоретически, действовал в период Весен и Осеней (445; 204::209, 314::319, 686::689)50. Таким образом, в нем могли найти отражение какие-то более ранние тактические и стратегические принципы.
Вполне вероятно, что методы эффективного развертывания пехотных подразделений и маневрирования ими значительно усложнились после 500 г. до н. э., из чего, однако, вовсе не следует, как предполагают некоторые, что до этого времени они вовсе не существовали (194; 7, 30—38). Поскольку в источниках практически ничего не говорится о том, каким образом при Западной Чжоу и в период Весен и Осеней действовали в бою колесницы, неудивительно и отсутствие подобных сведений относительно пехоты. Лишь по отдельным намекам мы можем сделать вывод, что свод правил, основанных на практическом опыте, несомненно существовал, но детали нам неизвестны.
….
Тем не менее два вывода представляются несомненными. Тактика ведения боя была достаточно хитрой и замысловатой и требовала, чтобы пехотинцы исполняли предписываемую им роль в тесном взаимодействии с колесницами. Попытаться опереться в такой ситуации на «необученных крестьянских рекрутов» значило бы навлечь на себя огромные беды — но чжэнская армия, как нам сообщают, одержала великую победу. Очевидно, что пехотинцы чжэнской армии были хорошо обучены, причем в основе их тренировки лежала глубокая и разработанная доктрина тактического взаимодействия пехотинцев и колесниц.
…
Что касается «Ши цзна», то авторы его, видимо, были настолько очарованы колесницами, что мы, поддавшись их настроениям, можем упустить из виду случаи упоминания пехоты в этом источнике. Некоторые из них явно недвусмысленны на сей счет; другие лишь ограничиваются намеками. Так, в основе присутствующей в «Ши цзине» темы страданий и лишений, которыми неизменно сопровождается воинская служба, скорее всего, лежат чувства именно простых воинов-пехотинцев.
Домой, домой —
Наши сердца полны печали, Боль и тоска сжигают их.
Голод и жажда мучают нас,
Но мы еще не выполнили долг до конца...
Службой царю нельзя пренебречь,
Не можем мы ни присесть, ни отдохнуть...
Что за колесница там впереди?
Она принадлежит нашему господину...
Ее тащат четыре могучих коня,
На ней стоит наш господин,
А маленькие люди следуют за ним (394; 111—112).
…
Вообще о пехоте в, «Ши цзине» говорится напрямую как минимум десять раз. Возможно, что и еще в ряде случаев речь идет о ней же. В четырех стихотворениях упоминаются «пехота и воины колесниц». Эти два иероглифа представляют собой устойчивое сочетание, многократно встречающееся не только в «Ши цзине», но и в надписях на бронзовых сосудах, а также в «Цзо чжуань». Интересный факт: повсюду, где встречается это сочетание, иероглиф «пехота» стоит на первом месте; это касается даже тех пассажей «Цзо чжуань», которые описывают события самого конца периода Весен и Осеней (445; 636::639, 793—795)54. Из этого, конечно, не следует, что на протяжении столь длительного времени пехота, как боевая сила, ставилась выше колесниц. Скорее всего, подобное словоупотребление обусловлено тем, что поначалу, при Западной Чжоу, армия состояла преимущественно из пехотинцев, которыми командовали офицеры на колесницах. Таким образом, в то время словосочетание, возможно, имело такое значение: «Отряд воинов-пехотинцев и сопровождающие их колесницы».
…
Из всех западночжоуских источников только, видимо, в одном — датируемом временем Ли-вана, который правил в последнем столетии Западной Чжоу, — о пехоте и колесницах говорится в стиле, ставшем обычном для периода Весен и Осеней, а именно: сила войска измеряется «в колесницах», а все пехотные части «приданы» им. Некоторые время спустя создатель сосуда, кратко упоминая о своих войсках, называет их «пехотой и воинами колесниц» (99; 24). Упоминание пехоты на первом месте превратилось в клише. И лишь в одной надписи из тех, что я отношу к западночжоуским, также датируемой правлением Ли-вана, говорится, что в таком-то сражении участвовали колесницы, но при этом ничего не сказано о пехоте (98; 106а).
По вопросу о том, сколько же пехотинцев сопровождало древнекитайскую колесницу, споры велись много столетий, вначале китайскими, а затем уже и европейскими учеными. Конечно, в армии каждого из государств древности были какие-то свои установившиеся нормы, но вряд ли стоит полагать, что если какая-то пропорция и сложилась, то ей, как магической формуле, следовали все время. На самом деле, цифра эта варьировалась, что подчас приводило исследователей даже в замешательство.
Задавать вопрос о том, сколько человек сопровождения было при колеснице в Древнем Китае, все равно что спрашивать: какова была численность армейского подразделения в XII столетии? Чтобы ответить на последний вопрос, необходимо задать еще много дополнительных: какая армия? какое конкретно подразделение? в какое именно время? и т. д.
Автор: Крил, Хэрли Глесснер.
Становление государственной власти в Китае : Империя Западная Чжоу / Хэрли Глесснер Крил; [Пер. с англ. Котенко Р. В.]. - СПб. : Евразия, 2001. - 479 с.; 24 см.; ISBN 5-8071-0080-8