Воспитанник Ивановского интердома Сяо Сухуа: Я горжусь тем, что я вырос в России...

Сяо Сухуа

В 3-летнем возрасте в московских детских яслях (1940 г.)

Сяо Сухуа танцует "Казачок" с двумя русскими девочками в Ивановском интердоме (1945 г.)

Галина Уланова и Сяо Сухуа проводят репетицию "Жизель" (Китай, 1989 г.)

В гостях у Галины Улановой (1993 г.)

Вместе с Галиной Улановой и Юрием Григоровичем на Международном конкурсе артистов балета в Москве (1997 г.)

С Юрием Григоровичем в его кабинете в Большом Театре (1987 г.)

С Юрием Григоровичем (2017 г.)

С одноклассниками на церемонии вручения медалей в честь 75-летия Победы в Великой Отечественной войне. Слева направо первый ряд: Роза, дочь Мао Цзэдуна Чао Чао, Сяо Сухуа. Второй ряд: Ира, Ли Доли (2019 г.)

Вопросы для интервью с Сяо Сухуа  

1) Уважаемый Сяо лаоши, у Вас очень необычная судьба. Расскажите, пожалуйста, о ней, о своих родителях. Кто они были, чем занимались, и как получилось так, что Вы родились в Москве?

Нужно, наверное, начать с моего деда по матери, потому что он был командующим пятой армии, Объединенной антияпонской армии. Его звали Чай Шижун. А его дочь — это моя мама. Когда появилась возможность, Компартия Китая направила моего отца и мою маму в Советский Союз, где они учились около 2-х лет. Они как революционеры проходили там политическую и военную подготовку. В 1938 году они вернулись снова в Китай в Яньань, а меня оставили там жить - в детских яслях в Москве. Я родился, когда они учились.

2) Ваш отец хотел, чтобы Вы стали летчиком, но Вы пошли по другому пути. Как у Вас хватило смелости пойти против воли отца? В китайской культуре это ведь неприемлемо. Какая была его реакция на Ваш поступок?

Я с детства в Ивановском интердоме с 7 лет начал заниматься, тогда это называлось, ритмикой. У нас был педагог танца. Ее звали Марина Петровна Птицына. И вот с 7 лет я начал уже учиться танцевать. Но это был кружок самодеятельности, это было непрофессиональное образование. В 44-ом году я пошел в школу, а после войны в Ивановской области сразу же начали проводить конкурсы самодеятельности, и я эти несколько лет все время получал золотую медаль. Поэтому у меня, так сказать, любовь к танцу уже с детства. Я вернулся в Китай, окончив советскую среднюю школу. Отец служил в китайской авиации, и он говорил, чтобы я летел обратно в Москву, потому что будет трудно поступить в институт, ведь я не знал китайского совсем, я говорил только по-русски. Он знал секретаря Чжоу Эньлая и через него договорился с министром высшего образования Ян Сюфэном, чтобы мне оформили все документы. Мне просто оставалось взять чемодан, купить билет, и я мог уже ехать обратно в Россию. Но в это время я как раз узнал, это было в 54-ом году, летом, что по инициативе премьер-министра Чжоу Эньлая было образовано первое хореографическое училище - Пекинское хореографическое училище. Я пошел туда сдавать экзамен. Но так как я занимался самодеятельностью, а там было профессиональное образование, нужно было иметь разные навыки. И я, так сказать, провалился на экзаменах, меня не приняли. Но в составе экзаменационной комиссии была первая советская специалист из Московского хореографического училища. Ее звали Ольга Александровна Ильина, и я решился написать ей письмо по-русски. Я написал так: «Как Вы, конечно, знаете, Борис Полевой написал "Повесть о настоящем человеке" про Маресьева — летчика, которого сбили в бою с немецкими фашистами. Он выжил, и хотя ему ампутировали обе ноги, Маресьев после этого снова поднялся в воздух и стал воевать с фашистами в Великой Отечественной войне, получил звание Героя Советского Союза (тогда в Советском Союзе все знали эту историю). И если Маресьев смог с двумя ампутированными ногами подняться в воздух, то почему я не могу со своими совершенно нормальными ногами танцевать на земле?!»

 Ольга Александровна Ильина, прочитав моё письмо,  сказала экзаменационной комиссии: «Принимайте этого мальчика, он будет танцевать!». Вот так я попал в Пекинское хореографическое училище. Но когда я сказал отцу, что не поеду в Советский Союз учиться в авиационный институт в Москве, он категорически был против, и официально порвал со мной отношения. Он сказал: «Ты не мой сын. Я тебя уже не признаю, делай, что хочешь!». Так, наверное, было полтора года. Мы с ним совсем не общались. Но я все-таки выдержал это испытание не потому, что я хотел идти на конфронтацию со своим отцом, я просто любил танец. Мне хотелось делать то, что я люблю, а не то, что мне велел делать мой отец. Вот так получилось, что я пошел против его воли, но все-таки я сейчас думаю, что выбрал правильный путь.                                        

3) Вы учились в Интердоме в сложные для СССР времена - начало войны, нехватка элементарных предметов первой необходимости, даже еды. Учитывая данное обстоятельство, вызывает искреннее удивление тот факт, что Вы еще находили время заниматься танцами! Как это было возможно в тех невероятно сложных условиях? Что Вы чаще всего вспоминаете из тех времен? 

– В 41-ом году мы из детских московских яслей были эвакуированы в Иваново, в Ивановский интердом. Мне тогда было всего 4 года. Это действительно были сложные и тяжелые времена, потому что, как Вы говорите, не хватало даже еды. Я помню, как мы после обеда или ужина облизывали тарелки. По-моему, если я не ошибаюсь, тогда на каждого человека выделяли по 100 грамм хлеба в день. Но я хочу сказать, что советское правительство все-таки очень хорошо заботилось о нас. И, конечно, мы жили немного лучше, чем обычные дети в Советском Союзе. Но когда я уже пошел в школу, и мне было 7 лет, объявили, что создается ритмический кружок танца, и я записался. Мой педагог Марина Петровна Птицына хотела, чтобы в этом кружке был хотя бы один мальчик. И я действительно стал единственным мальчиком, который записался тогда. У меня от этих тяжелых лет, к удивлению, сохранились самые счастливые воспоминания. Я даже не очень задумываюсь о тех тяжелых моментах, когда рассказываю об этом времени, потому что это для меня было действительно светлое и счастливое детство. Советские педагоги и воспитатели очень заботились о нас, и мы получали прекрасное воспитание. Конечно, немножечко голодали, даже воровали, бывало, что-то с нашего огорода, который сами выращивали. Но это было просто каким-то штрихом в нашей жизни. Для меня, по крайней мере.

5) Что в те времена Вы вообще знали про Китай, про китайские базовые традиции и ценности? Или на тот момент Вы были типичным советским гражданином, отличавшимся от других только своим необычным обликом? И, кстати, как тогда Вас, китайца, воспринимали советские люди? Как преподаватели относились к иностранным учащимся в целом и выходцам из Китая, в частности? Кого из них вы до сих пор вспоминаете? Рассказывали ли они Вам, где Ваша историческая родина?

– Хотя тогда наши воспитатели очень мало знали про Китай, про китайскую культуру, китайские традиции и т.д., но они всегда говорили нам, что мы по национальности китайцы! И хотя мы, конечно, получили советское воспитание, но всегда считали себя китайцами. Насчет того, как к нам относились советские люди. Я никогда до сих пор не встречал таких людей, как русские. Они принимали нас, как родных. Они никогда не игнорировали нас, за то,  что мы китайцы, за то, что мы иностранцы. В целом, у нас были дети из 32 стран, и мы общались, как родные братья. Между нами не было никаких барьеров из-за того, что кто-то испанец, тот из Америки, другой – из Болгарии, а я из Китая. Мы жили очень дружно, и советские люди, русские люди относились к нам действительно, как к родным. Я хочу рассказать историю, которую я уже много раз рассказывал. Во время войны у нас были так называемые шефы. Я помню, что мои шефы были на меланжевом комбинате имени Крупской в городе Иваново. Там был председатель профсоюза женщина. К сожалению, я не помню ее имени. На Новый год она пригласила нас, подшефных, - меня и еще одну девочку к себе домой. Я с удивлением увидел на Новый год во время войны на столе мандарины. У нее была дочка чуть-чуть помладше меня. Дочка спросила: «Мама, что это такое? Это, наверное, очень вкусно. Можно мне попробовать?» Мама ей сказала: «У тебя есть родители, а у них нет, поэтому давай оставим их китайским воспитанникам Интердома». Девочка, конечно, заплакала, а я тогда очень был удивлен. Но когда я рассказываю эту правдивую историю, у меня всегда на глазах появляются слезы. Русские люди подарили нам свою любовь, и мы чувствовали себя действительно не подшефными, а родными.         

7) Наш главный редактор, Владимир Бережных, как-то спросил сыновей Инны Ли (Ли Иннань), Диму и Павла, кем они себя больше ощущают – китайцами или русскими? Дима затруднился ответить, а Паша сказал, что когда выпьет водки, то он точно русский!.. Я тоже хочу Вас спросить: «Вы себя всё-таки больше ощущаете китайцем или русским? С учётом Вашего прекрасного русского языка (я даже не чувствую, что Вы иностранец!), какой язык для Вас все-таки родной? Каково это, когда в одном человеке уживаются разные культуры, и какая из них доминирует в Вас? 

Я себя, конечно, считаю китайцем, потому что я здесь прожил намного больше лет и по национальности я китаец, но Советский Союз, Россия — это моя вторая Родина. Я никогда ее не забуду. Я горжусь тем, что я вырос в России, что я получил воспитание в России. Россия мне очень много дала. Если сегодня я какое-то полезное дело делаю, то первое «большое спасибо» за это я хочу сказать России!

6) В чем заключается Ваш вклад в развитие новой китайской хореографии, в китайскую культурную традицию?

Это очень близкая для меня тема, потому что я 54 раза был членом международных конкурсов и по классическому танцу, и по современному танцу. Я всегда говорю, что есть такая китайская пословица – когда пьешь воду, не забывай тех, кто рыл колодец. Основу нашему классическому танцу в балете поставили именно советские педагоги. Первой была Ольга Александровна Ильина из Московского хореографического училища, потом были такие великие люди, как Петр Андреевич Гусев, Николай Николаевич Серебренников, Надежда Васильевна Румянцева. Они пришли на смену Ольге Александровне. В те годы я застал всех советских педагогов, которые заложили основу, фундамент обучению классическому танцу в Китае. В мире существуют русская школа, итальянская школа, французская школа, датская школа и т.д., но я считаю, что русская школа является самой лучшей из них, потому что она впитала и датскую школу, и итальянскую, и французскую. И на этой основе Ваганова поставила методику классического танца, которая существует до сегодняшнего дня. Россия, конечно, воспитала самых лучших танцоров, по крайней мере, 20-го века. Начиная с Павловой, Улановой, Макаровой, Нежинского, Нуреева, Барышникова и так далее. Все они выходцы из Вагановской Академии танца. В 54-ом году было основано Пекинское хореографическое училище. В 55-ом году Советский Союз послал нам первого специалиста по хореографии, балетмейстера. Это был Виктор Иванович Цаплин. Он два года вел курсы балетмейстеров, поставил первый балет в Китае, он называется "Тщетная предосторожность". Потом приехал Гусев с Серебренниковым и Румянцевой, и они сразу поставили три больших балета. В 58-ом году поставили "Лебединое озеро", где я танцевал шута, в 59-ом поставили "Корсар" и в 60-ом году поставили "Жизель". Это было чудом, которого до сих пор в мире еще не было, потому что в 58-ом году мы только еще 4 года учились классике, и он поставил большой полнометражный балет "Лебединое озеро". До сих пор никто в мире не ставит этот балет после 4-летнего обучения. Этим они заложили нам прочный фундамент. Сейчас у нас много золотых медалей на конкурсах — в Москве, в Варне, Джексоне, в Хельсинки и так далее. Я всегда говорю, что главная заслуга в этом —заслуга советских педагогов, русской школы балета. Я в 87 году поехал в Большой театр на стажировку, занимался там у великого маэстро, моего педагога, идола, Бога - Юрия Николаевича Григоровича. Я считаю его с 1917 года - за 100 лет после Великой Октябрьской революции — самым великим хореографом в Советском Союзе и потом в России. Он также один из самых великих хореографов в мире 20 века. Он открыл новую эру симфонического балета, симфонического танца. В 1957 году поставил "Каменный цветок", в 1962 году поставил "Легенду о любви", которые были пионерами направления симфонического классического танца, который до сих пор еще в России развивается. Я в то время еще занимался в ГИТИСе у профессора Ольги Георгиевны Тарасовой по предмету искусство балетмейстера, и я впитал в себя этот симфонический метод хореографии, который в Китае даже не знали. Но там, в ГИТИСе, не ведут предмет, который я называю симфонический метод хореографии. Мне пришлось самостоятельно почти заново систематизировать методику симфонического танца. Это не я говорю, это говорят все критики, историки балета, что Сяо Сухуа в Китае начал именно симфонизацию хореографии. Потом я все-таки перешел на современный танец или, как в мире говорят, contemporary dance, потому что я перенял очень много из американского модерна. Потом, после 70-х годов, в Европе его стали называть современным танцем contemporary dance. Я тоже перенял это и потом разработал новую систему именно современной хореографии. У меня есть большой труд об этом. Считается (это не я считаю!), что я продвинул хореографию Китая. Когда я вернулся из Москвы в 88-ом году, я сказал, что наши хореографы отстают от мира примерно на 50-60 лет. В 2005 году я поставил первый полнометражный балет "Сон о красном тереме". Это сейчас единственный полнометражный балет в мире, поставленный по системе немецкого режиссера Брехта, по брехтовской системе. В 2013 году я поставил новый балет, который называется "Как будто любовь приходила". Эти два балета они совершенно нивелировали эту разницу в 50-60 лет, восполнили этот пробел. Я с гордостью хочу сказать, что сегодня я могу на равных смотреть в глаза любому хореографу и балетмейстеру 21-го века. Раньше мы на них смотрели снизу вверх, а сейчас уже можем иметь диалог на равных. Сегодня в Китае есть хорошие балетмейстеры, профессора. За эти примерно 30 с лишним лет, с 1988 года, хореографическое мышление, постановки, их качество, намного вышли вперед, но мы в целом всё еще отстаем от мировой хореографии.

8) Вы в прекрасной физической форме, хотя уже на пенсии. Поделитесь своими секретами молодости с нашими читателями! Вы говорили в одном из своих интервью, что до 50-летнего возраста ежедневно стояли у балетного станка.

Мне трудно чем-то поделиться (смеется). У нас, педагогов классического танца Пекинской академии танца, каждый день были уроки, которые можно было посещать, а можно было не посещать. То есть мы могли сами решать. Но было такое негласное правило, что если тебе еще нет 50 лет, то все-таки нужно еще заниматься, потому что каждый день ты даешь урок классического танца, поэтому нужно держать себя в форме. Я придерживался этого негласного правила. Как раз, когда мне исполнилось 50 лет, в 1987 году я уехал на стажировку в Советский Союз. Мне это помогло. Я там должен был исполнять задания в ГИТИСЕ, которые давала Ольга Георгиевна Тарасова. Меня направили тогда учиться искусству балетмейстера.

Мне сегодня 85 лет. Я не знаю почему, но я никогда не принимал какие-то лекарства, даже не мажусь никогда ничем. Я считаю себя более-менее оптимистом. Я всегда прямо говорю свое мнение и свои мысли, несмотря ни на кого. Не боюсь, что что-то могут не принять мое руководство, мои коллеги. Я просто говорю, что я думаю и все. Я откровенен. 

Во-вторых, наверное, помогает то, что я до сих пор занимаюсь своим любимым искусством. В прошлом году у меня закончил обучение  последний аспирант. Кульминация моей жизни — с 68 до 78 лет, потому что за эти десять лет я выпустил два выпуска хореографов, поставил 4 больших полнометражных балета, написал 3 больших научных труда (а это примерно миллион иероглифов), выпустил более 20 аспирантов, был 20 с лишним раз членом жюри на международных конкурсах и в 2015-ом году я был первым и до сих пор единственным хореографом из Китая, которого приглашали читать лекции о хореографии и своих балетах в самые престижные университеты мира - Принстонский, Йельский, Колумбийский. Не я навязывался, меня пригласили. Они смотрели мои постановки, мои балеты. Спросили, а почему Вы не привозите их в Америку? Я говорю, что я делал это с выпускным классом, они уже закончили, все разъехались. Я думаю, что это было признанием в мире того, что мои постановки - это уже постановки 21 века, а не 20-го. 

9) В июне 2022 года Вы были в Москве и работали в жюри Международного конкурса артистов балета. Расскажите немного об этой поездке, о своих впечатлениях. Например, какой Вам показалась Москва после Пекина, где соблюдают «нулевую терпимость»? Может быть, у Вас остались какие-то особые впечатления от выступлений китайских и российских участников?

Я уже пятый раз являюсь членом жюри Московского международного конкурса. Для меня это большая честь, потому что Московский конкурс — это, можно сказать, Олимпийские игры в области классического танца. В этот раз китайские участники из-за эпидемии не смогли поехать, но я с моим учеником и уже коллегой-профессором из Шанхая были членами жюри конкурса. Я был удивлен, но в Москве абсолютно не чувствовалось, что идет какая-то специальная военная операция в Украине. И, тем более, что есть какая-то пандемия, хотя там были каждый день заболевшие, но все ходили без масок. Сидели в полном зале, кушали в ресторанах, гуляли на улице. Мы там очень хорошо провели время. Но я главное хочу сказать, что Россия даже в таких условиях держит планку высоты культуры. Конкурс был организован в таких условиях, когда Запад бойкотирует Россию. Это было очень сложно, но оргкомитет очень хорошо справился и сделал все «на отлично». Конечно, самыми сильными там были россияне, но были также и бразильцы, и американцы, и итальянцы хорошие. Но все-таки самые лучшие танцоры и балерины были из России. Я хочу еще раз отметить, что этот конкурс проводился в период сложный и для всего мира, и для России. После нашего конкурса, а мы заканчивали 9 июня, 15 июня начинался уже совершенно новый международный музыкальный конкурс имени Рахманинова. Вот что Россия делает в самые трудные времена! Когда я был в 87-88 году, в России тоже были трудные времена. На полках в магазинах вообще ничего не было, но залы были заполнены: и Большой театр, и все остальные. Библиотеки были заполнены. Книжные магазины заполнены. Я помню очень хорошо, когда я ездил в метро, там все люди всегда что-то читали — или газеты, или книги. Даже стоя читали. Этого в Китае не увидишь. Это культура. Я еще хотел бы добавить, что у меня много друзей в России. Когда я прихожу к ним домой в гости, в каждой квартире, даже у самых простых людей, у всех целая стена — это книжный шкаф, который полностью забит.

Эта любовь к искусству, литературе, к танцу, которая у меня появилась с детства, и я до сих пор это, можно сказать, ношу в себе, это то, что мне дал Советский Союз, Россия, за что я ей всю жизнь очень благодарен.  

10) Я довольно много знаю о сотрудничестве России и Китая в разных сферах, но вот сотрудничество в сфере хореографии, балета – для меня, можно сказать, «белое пятно», terra incognita. Хотелось бы получить Вашу оценку.

— Я думаю, что эти традиции, которые были заложены в 50-х годах, во время открытия Пекинского хореографического училища, они еще продолжаются. Я был самым первым в конце 80-х годов, кто ездил на стажировку из Китая. Почти все педагоги классического танца нашей Академии были в России — или в Московской Академии, или в Вагановской Академии в Петербурге. Они проходили там стажировки. Это раз. Во-вторых, вот эти конкурсы, которые раз в четыре года проходят в Москве, они, конечно, дают много мыслей для развития и отношений между российской и китайской школами танцев, поэтому это тоже нам сейчас очень важно. Могу еще с гордостью сказать, что я пригласил Юрия Николаевича Григоровича поставить два спектакля в Ляонинском балете в Шэньяне. Это был "Спартак" и его "Ромео и Джульетта". Я ему буду бесконечно и вечно благодарен, потому что он согласился! Я был реально счастлив оттого, что мне удалось пригласить в Китай такого великого хореографа России, всего мира. В Китае не было ни одной его постановки. А "Спартак" — это одна из его лучших постановок. Он был очень доволен ляонинской балетной труппой, потому что они на довольно-таки высоком уровне сделали его эти две постановки. Симфонический балет у нас в Китае не существовал. Вот эти две постановки Советского Союза, тогда еще был Советский Союз, они восполнили этот пробел. Сейчас, я думаю, мы постараемся найти контакты между Пекинской Академией танца и Вагановской Академией в Петербурге или с Московской Академией. Я как раз очень хорошо знаком с их ректорами. В Москве это Леонова. В Петербурге - Цискаридзе. Я не знаю, мне удастся или нет, но нам, конечно, хотелось бы поддерживать братские, дружеские связи на постоянной основе. Эти две школы дали миру самых выдающихся танцоров и балерин. Я также хочу сказать, что всегда настаиваю на том, чтобы мы сохранили именно русскую школу танца. Во второй половине 60-х годов к нам приезжал Шведский Королевский балет. И они были удивлены, как на востоке появилась чистая школа русского балета. В начале 80-х годов приезжал Королевский балет Великобритании. Они тоже были удивлены, говорили, что в других странах никогда не видели такой чистой русской школы классического танца. Поэтому я думаю, что мы с честью сохранили эту русскую школу и продолжаем развивать её, и делаем все возможное, чтобы сохранились контакты между Россией и Китаем именно в области хореографии.        

Интервью взяла Марина Белькова,

представитель журнала «Россия и Китай» в Пекине.