Журнал «Россия и Китай» издается в рамках проекта «Евразийское иллюстрированное обозрение».

Китайские мигранты: проблемы безопасности и развития для Востока России

Дятлов Виктор Иннокентьевич, доктор исторических наук, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета.

Сведения об авторе: Дятлов Виктор Иннокентьевич, доктор исторических наук, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета.

Доклад является сокращенным вариантом статьи, подготовленной в рамках исследовательского проекта «Трансграничные вызовы национальному государству», проводимого Институтом востоковедения РАН.  

Доклад был сделан 20 декабря в Иркутске, в культурно-досуговом центре Байкальского госуниверситета экономики и права (БГУЭП) во время круглого стола из серии «Россия и Китай в XXI-м веке». Цикл ежеквартальных круглых столов на актуальную международную тему был задуман редакцией журнала «Россия и Китай» с целью мониторинга как возможностей, так и проблем, которые несет России соседство с Китайской Народной Республикой. Темой первого круглого стола стал вопрос «Экономические условия сотрудничества РФ и КНР на современном этапе». 

Важнейшим фактором развития постсоветской России стал мощный и спрессованный по времени приток трансграничных трудовых мигрантов. Его важнейшую составную часть, критически важную для Востока страны, сформировали мигранты из КНР. Этот неожиданный для общества и властей феномен неизбежно и остро поставил вопрос о его значении и последствиях. О том, в частности, какие в нем заложены выгоды и риски. И для кого. А переформатирование и усложнение политической, социальной и экономической структуры общества, появление в нем нового и очень сложного набора групп интересов и субъектов политического действия вывело этот вопрос в плоскость миграционной идеологии и политики. Сформировался (или, точнее, активно формируется) постоянно расширяющаяся группа акторов, субъектов, по тем или иным причинам выражающих свое отношение к проблеме миграции. Заинтересованных в той или иной траектории ее развития. И их понимание рисков и выгод может иногда различаться, и даже исключать друг друга. Единой реакции принимающего общества здесь нет – и быть не может в силу глубокой разнородности этого общества.

Риски и выгоды – это по преимуществу оценочные понятия. Их понимание и использование зависит от интересов,  приоритетов, систем ценностей, идеологии тех, кто их формулирует и операционально использует. Соответственно, многообразие акторов миграционной политики, разнонаправленность и конфликт их интересов, формируют и различные наборы, списки рисков и выгод. С другой стороны, описание и анализ проблемы ведется и в жанре научного знания, претендующего на максимально возможный объективный подход. Тогда теоретически, выгоды и риски описываются и оцениваются исходя из общезначимых интересов и ценностей или как результат объективно протекающих глобальных процессов. Но и в этом случае категории общезначимых интересов и понимание характера глобальных процессов не являются вечными и неизменными.

Принципиально важно то, что и в области научных исследований, и сфере массовых настроений,  господствующего взгляда и тона в масс-медиа, в понимании проблемы чиновниками и политиками сформировалось общее проблемное поле, ключевой составляющей которого является как раз оценка рисков и выгод. В самом общем виде оно базируется на конфликтном единстве двух подходов – безопасности и развития.

Сторонники идеи развития исходят из представления о том, что мигранты абсолютно необходимы современному российскому обществу с точки зрения демографической и экономической. Они считают, что без растущего притока трансграничных мигрантов уже невозможно поддержание экономики в более или менее рабочем состоянии и уж тем более невозможен модернизационный прорыв. Исходя из этого, миграционная политика должна строиться на всемерном привлечении мигрантов, максимальной легализации процесса и на комплексных мерах по социальной, экономической и культурной интеграции мигрантов в принимающее общество.

Приверженцы безопасности считают массовый приток и присутствие мигрантов угрозой для сохранения этнокультурной однородности и стабильности принимающего общества. Мигранты оцениваются в категориях чужаков, несущих с собой угрозу базовым ценностям и устоям. Причиной неизбежных и разрушительных этнических конфликтов. Естественным следствием такого понимания является политика по максимальному ограничению притока новых мигрантов и по вытеснению уже имеющихся.

Как правило (хотя и не всегда)  позиция другой стороны или игнорируется, или отвергается без содержательной критики и дискуссии. Скорее всего потому, что ценности безопасности и развития прямо или косвенно понимаются как  взаимоисключающие[1]. Сторонники того или иного подхода обычно игнорируют иную аргументацию и логику рассуждений. Переход обсуждения в идеологическую плоскость переводит и оппонента в противника. Нередки прямые или косвенные обвинения в предательстве национальных интересов в адрес тех исследователей и публицистов, кто считает значительные потоки трансграничных миграций и использование труда мигрантов делом необходимым и неизбежным. В ответ звучат обвинения в расизме и ксенофобии.

Все эти соображения в полной мере относятся к проблеме китайской миграции в Россию в целом и в ее восточные регионы в особенности. С одной стороны, проблема интенсивно изучается. Сложилось более или менее адекватное представление о динамике и структуре миграционного потока, о значении мигрантов для экономической и социальной жизни принимающего общества. 

Уже очевидно, что речь не идет о многомиллионных массах, ориентированных на постоянное оседание безвозвратных мигрантов. Тем более – об их концентрации в приграничных с Китаем дальневосточных и сибирских областях.  Пока наша страна имеет дело с сотнями тысяч (и в годовом исчислении, и в единовременном присутствии) преимущественно временных мигрантов. Как и внутренние трудовые мигранты, они устремляются туда, где имеется максимально высокий платежеспособный спрос на их рабочую силу. И это отнюдь не приграничные с Китаем территории. Пока не сформировались постоянные и компактные китайские поселения, аналогичные «чайнатаунам» многих современных западных городов или «китайским кварталам» дореволюционного Дальнего Востока. Китайские трудовые мигранты заняли важную нишу в таких отраслях российской экономики как строительство, сельское хозяйство, торговля. В сфере торговли их роль явно выше, чем доля в общей численности занятых отрасли, ибо они стали важнейшей частью инфраструктуры продвижения на российские рынки китайской промышленной продукции и организации поставок в Китай российского сырья. В целом можно говорить о том, что китайские мигранты стали необходимой частью российской экономики  и вполне интегрировались в российское общество.

Тем не менее, преобладает взгляд на проблему их пребывания и экономической деятельности с точки зрения безопасности. В массовом сознании, в дискурсе масс-медиа, идеологических доктринах большинства политических партий и движений, в государственной политике китайские мигранты рассматриваются прежде всего как угроза для принимающего российского общества.  

Списки угроз и рисков у разных акторов могут и не совпадать, но уже сейчас оформилось несколько их блоков.

Начнем с «экспансии». Широко распространенно представление о китайской миграции как составной части, важнейшем инструменте экспансии как целенаправленного, спланированного и организованного процесса, осуществляемого государством и тотально мобилизованным и организованным через государства населением. Сами мигранты в этой конструкции предстают не отдельными людьми, частными лицами со своими мотивациями и свободой воли и выбора, а неотъемлемой органической частью, «щупальцем» государства. По целям выделяются территориальная, демографическая и экономическая экспансия.

 «У них есть план». Широко распространен тезис о том, что существует «план» китайских властей по миграционной экспансии в Россию. Он включает в себя систему властной организации, планирования и регулирования. Реализуется через принуждение и стимулы (вплоть до финансового вознаграждения китайцев, осевших на постоянное жительство в России). Этот тезис широко представлен как в масс-медиа, в заявлениях чиновников и политиков, так и в работах ученых.

«Небольшими группами по сто тысяч человек в каждой». Эта фраза из старых советских анекдотов времен советско-китайского военного противостояния – одна из основ представлений о демографической экспансии. Китайских мигрантов не может быть мало по условию – ибо не может быть мало китайцев вообще. Поэтому при немногочисленности населения России вообще и востока страны в особенности, китайцы просто поглотят местное население и станут большинством. Собственно говоря, уже поглощают. И чем дальше живут носители таких представлений от китайской границы, тем плотнее заселены в их глазах китайцами сибирские и дальневосточные города. Все эти годы самый обсуждаемый миграционный вопрос: «А сколько же у нас в России китайцев?» Многомиллионные оценки численности мигрантов уже «схватились», застыли, легли в основу массы идеологических построений и властных решений. Они подтверждены авторитетом научных и властных экспертов. Они необходимы – поэтому неискоренимы, принципиально выводятся из сферы научного анализа, критики источников, научных процедур работы со статистикой.

«От китайца может родиться только китаец» (популярный писатель советской эпохи П.Проскурин). Частью смертельной угрозы предстают смешанные браки, «брачная экспансия китайцев» – как инструмент демографической экспансии. Особенно угрожающей выглядит стратегия «брачной натурализации», при которой многочисленные нелегальные мигранты (а также их дети и родственники) обретают легальный статус через браки, в том числе и фиктивные. Имеющиеся подсчеты, основанные на брачной статистике,  говорят о ничтожном количестве таких браков – но это не имеет никакого значения для авторов подобных конструкций. Главное же – никто не доказал, что «кровь» лежит в основе культуры, что китайцы не адаптируются и не ассимилируются и что те, в ком течет китайская кровь по условию «несут в себе мощный ген» «китайскости». Ссылки на дореволюционный опыт здесь не очень корректны, т.к. подавляющее большинство китайских мигрантов были тогда сезонниками и не обзаводились семьями, не оседали. Значит и слабо ассимилировались.

«Косовский вариант». Уже в начале 1990-х годов формируется устойчивый миф о компактных поселениях китайцев на Дальнем Востоке, о том, что там есть уже немало населенных мест с преобладающим постоянным китайским населением. Чем дальше от Дальнего Востока, тем устойчивее такие представления. Вполне серьезные люди пишут и говорят о таких поселениях как об очевидном и несомненном факте. Не приводя, правда, их названий. А далее выстраивается стройная и леденящая душу картинка того, как эти китайские анклавы вначале потребуют себе автономии, а затем и «воссоединения» с Китаем.

Эксплуатация. Здесь китайская тема вливается в общий комплекс представлений о том, что мигранты неизбежно и автоматически претендуют на ресурсы принимающего общества. Подразумевается при этом, что объем ресурсов изначально неизменен, поэтому появление новых людей автоматически отбирает их у старожилов. В этих рамках стоит лишь перечислить несколько наиболее распространенных клише относительно именно китайских мигрантов: 

  • они отбирают рабочие места у россиян,
  • они вывозят/воруют наш лес, металлы и другие природные ресурсы,
  • они вывозят капиталы из России. 

Криминал. Не выбивается из общего комплекса миграционных мифов и представление об изначальной и тотальной криминальности китайских мигрантов, как и всех мигрантов вообще.  Специфика здесь лишь в том, что персонифицируют ее зловещие «Триады».

«Экономическая экспансия». Автор нескольких глубоких и содержательных монографий, посвященных китайской миграции в России, глубокий знаток проблем современного Китая В.Г.Гельбрас с нескрываемым сарказмом относится к представлениям о «демографической экспансии», о многомиллионной китайской миграционной волне в Россию, о том, что миграция способствует росту безработицы россиян и т.д. Он опасается, однако,  возможной перспективы образования чайнатаунов, как мощных барьеров на пути интеграции мигрантов. Его тревожит формы и масштабы китайской деловой активности в России, то, что экономическая мощь Китая обретая политической измерение, приведет к той или иной форме его контроля над дальневосточными регионами.

Из этого краткого и заведомо неполного перечня ожидаемых от китайских мигрантов угроз видно, что за их спинами постоянно видится стремительно растущая державная мощь Китая, его громадный экономический и демографический потенциал. Мигранты тревожат и сами по себе (в рамках общей атмосферы страхов вокруг интенсивного притока трансграничных мигрантов в современную Россию и массовой мигрантофобии), однако распространенное представление о  них как об инструменте державной политики придает таким настроениям дополнительную силу. Кроме того, все больше наблюдателей с тревогой фиксируют растущие националистические настроения в китайском обществе, экспансионистские тенденции во влиятельных кругах правящей элиты страны.

В общественных и политических дискуссиях, административных практиках, да и в значительной части научных исследований, наблюдается ярко выраженная закономерность - китайская миграция рассматривается прежде всего как проблема безопасности, а уже после этого (если это «уже» присутствует) в категориях ресурса, в т.ч. и ресурса развития. Господство дискурса безопасности понятно и объяснимо. Слишком новый и неизвестный это феномен, слишком велика растущая мощь миллиардного Китая, стремительно становящегося мировой сверхдержавой и «мастерской мира». К тому же не исчез формировавшийся десятилетиями комплекс осажденной крепости, оборонное сознание. А для восточных регионов страны, особенно Дальнего Востока, это положение (и соответствующая психология населения) форпоста, оборонительного рубежа.

И тем более показательно, что именно на Дальнем Востоке, где в 1990-е годы синдром китайской угрозы и страх перед китайскими мигрантами, принимали параноидальные масштабы, сейчас формируется и укрепляется совершенно иное отношение. Если коротко, его можно назвать отношением и идеологией «рыночного терминала». Оставшись в 1990-е годы без государственной поддержки, пережив жесточайший экономический кризис, деградацию ведущих в советскую эпоху отраслей экономики, массовый отток населения, население этих регионов нашло в Китае, китайской экономике, китайских мигрантах жизненно важный ресурс, средство не просто экономического выживания, но и обретения некоторого благосостояния. Сформировалась и устойчиво функционирует экономика, ориентированная на интеграцию с бурно растущей экономикой Китая – и мигранты стали важнейшей частью новой инфраструктуры связей и отношений.

Представления о китайских мигрантах, как ресурса экономического выживания и экономического развития, формирует и соответствующий список выгод от использования этого ресурса. В китайских мигрантах видят: 

  • недостающую рабочую силу;
  • дешевую рабочую силу;
  • инфраструктуру снабжения потребительскими товарами;
  • терминал для подключения к  ресурсам растущей китайской экономики;
  • инструмент втягивания восточных регионов в сферу гравитационного притяжения китайской экономики и подключения к ее возможностям. 

При этом, многие из тех, кто позитивно оценивают эти параметры в категории выгод, видят и оборотную сторону медали. Дешевизна рабочей силы может оцениваться и в категориях демпинга, разрушающего слабые пока еще структуры рынка труда. Недостаток рабочей силы или отрицается («у нас большая безработица») или считается стимулом к модернизации. Подключение к ресурсам китайской экономики  может привести к превращению в ее сателлита, с неизбежными политическими последствиями.

При выработке своей миграционной политики государство вынуждено лавировать между соображениями экономической и демографической целесообразности и анти-мигрантскими массовыми настроениями. Не говоря уже об устойчивой и стремительно растущей тенденции использовать эти настроения в целях идеологической и политической мобилизации и борьбы за власть. В последнее время именно этот мотив выходит на первый план в риторике властей относительно миграционной проблематики. Анти-мигрантские настроения в любом случае надолго останутся важнейшим фактором формирования как миграционной ситуации вообще, так и государственной политики в этой сфере, в частности.

Дифференцированного изучения требует само государство как главный актор миграционной политики. В нем изначально заложен и сейчас чрезвычайно силен феномен «бюрократического плюрализма», когда интересы отдельных ведомств могут чрезвычайно расходиться, а механизмы согласования этих интересов слабы и неэффективны. Интересы различных бюрократических группировок, кланов и клик могут к тому же и не совпадать с ведомственными границами – и тем не менее, этот фактор также важен для понимания логики выстраивания миграционной политики. Не требует отдельных комментариев в этом контексте и такой важнейший фактор и инструмент  управления страной как системная коррупция.

Масса проблем и противоречий сформировалось в сфере взаимоотношений центра и регионов. Выстраивание «вертикали власти» привело к тому, что миграционная политика теоретически стала монополией федеральных ведомств. Там сосредоточены все соответствующие права, полномочия и ресурсы, институции и нормотворчество.  И региональная миграционная политика, в соответствии с законом, понимается как политика центральной власти на местах. Однако величина страны и гигантское разнообразие миграционных ситуаций в регионах неизбежно ведет к тому, что эта политика более или менее серьезно корректируется местными акторами, у которых имеются свои интересы и представления о выгодах и рисках. Причем и регионы, и региональные элиты соответственно не представляют в этом отношении монолита, единого субъекта.  На уровне региональной власти имеются и свой «бюрократический плюрализм», и борьба интересов различных кланов и клик.  

Присутствие многочисленных трансграничных мигрантов, их активная экономическая деятельность, напряженное отношение к ним в принимающем сообществе – все это создает массу проблем для местных властей. Именно муниципальная власть города и действующие в нем органы федеральной и региональной власти несут на себе основную тяжесть решения неизбежно возникающего многообразного и чрезвычайно сложного комплекса задач, проблем и конфликтов. При этом, они лишены соответствующих ресурсов и полномочий. В совокупности с тем, что гигантское разнообразие российских регионов требует и огромной специфики властного регулирования в них миграционных проблем, это ведет к фактическому формированию местной миграционной политики в виде гибкого набора неформальных практик.

Помимо федеральных, региональных и муниципальных властей собственные интересы в миграционной сфере имеются у значительного набора других акторов. Это прежде всего бизнес, чьи вполне осознанные интересы могут и не совпадать с официально провозглашенными. Основными инструментами реализации этих интересов являются лоббирование и неформальные практики. Причем и бизнес не представляет собой единого целого, соответственно у разных его слоев и группировок могут быть (и уже сформировались) различные интересы и соответствующая политика в этой сфере. Свои интересы и проблемы имеются у таких, неожиданных на первый взгляд институций, как система высшего и среднего образования, органы здравоохранения и санитарного контроля. Все активнее пытаются влиять на ситуацию профсоюзы. Формируется система неправительственных общественных организаций, национально-культурных обществ, прямо или косвенно заинтересованных в регулировании миграционной ситуации.

Неизбежным и важным следствием растущей роли трансграничных мигрантов в жизни городских сообществ стало формирование связанного с ними слоя людей, профессиональных групп и институций. Это государственные и муниципальные органы, их служащие и чиновники, регулирующие проблемы пребывания и экономической деятельности. Это деловые партнеры, наниматели и наемные, посредники, продавцы необходимых товаров и услуг, специализирующиеся на этой теме журналисты, эксперты. Наконец, это покупатели товаров и услуг, производимых и продаваемых мигрантами. И если посмотреть на проблему таким образом, то можно утверждать, что само количество прямо или косвенно вовлеченных в постоянные контакты и деловое сотрудничество с мигрантами лиц и институций, интенсивность отношения к ним горожан, может свидетельствовать о том, что мигранты уже стали важной и неотъемлемой частью городской жизни.

Все это неизбежно делает мигрантов объектом идеологической борьбы, политической жизни и административных практик. Массовые анти-мигрантские настроения становятся инструментом идеологической и политической мобилизации и борьбы за власть для довольно широкого спектра политических сил. В городскую обыденность постепенно входят политические и политизированные анти-мигрантские акции - от бесчинств скинхедов до официально разрешенных Русских маршей. Мигрантская проблематика выдвигается в центр электоральной борьбы.

Мигранты стали важнейшей частью информационного поля страны. Отсюда тесная связь этой части информационного поля с местными, региональными и центральными масс-медиа, которые и формируют структуру и направленность системы информационных поводов. Очень часто в сознании людей формируются и сосуществуют две картины мира – на основе собственного опыта и под воздействием масс-медиа. И если они вступают в противоречие -  безусловное предпочтение отдается второй. Самостоятельным и все более влиятельным участником этого «рынка» становится интернет.

Для масс-медиа тема мигрантов постепенно становится одной из ключевых. И здесь необходимо учитывать, что СМИ – это и носитель информации об общественных настроениях, действиях властей и других акторов на этом поле («зеркало»), это и самостоятельный и важный игрок, обладающий собственными интересами в качестве хозяйствующего лица, продающего информационный товар, вступающий в сложные взаимоотношения с властями, обществом, отдельными его группами. Они формируют, создают образы, предлагают слова для вербализации и оценки проблем и явлений, формируют дискурсы. Общественное мнение во многом складывается не в процессе непосредственного общения, а в результате внедрения суждений и установок, созданных при помощи медиа-образов. В каком-то смысле в современном обществе есть только то, что есть в СМИ.

Таким образом, место единого принимающего общества, имеющего общий набор интересов, общие представления об угрозах, рисках и выигрышах от новой миграционной ситуации, говорящего одним языком, занимает разнородный конгломерат государственных структур, региональных сообществ и их элит,  общественных сил и институций, чьи интересы в этой сфере могут в чем-то совпадать, а в чем-то и радикально расходиться. Механизм согласования этих интересов в лучшем случае только формируется.  Принципиально не решен вопрос о типе этого механизма, ибо это упирается в нерешенность вопроса о выборе между либеральной, демократической и авторитарной (бюрократической) моделью общественного устройства. Авторитарный крен в развитии современного политического режима не сопровождается формированием эффективной бюрократической системы власти и управления – и «вертикаль власти» является скорее недостижимой целью, чем функционирующей реальностью. Все это предопределяет отсутствие  логичной и осознанной миграционной политики федеральной власти, постоянные качели между запретительными и поощрительными мерами.

Таким образом, новая миграционная ситуация, все более решительно меняющая российское общество, заставило его интенсивно осмысливать проблему. В этом процессе очень по разному, доступными и привычными для себя средствами, но одинаково заинтересованно, принимают участие власти различных уровней, масс-медиа, представители различных социальных и профессиональных групп, политики, простые обыватели. Огромную, но далеко не решающую роль играет здесь и научное сообщество. Как правило, осмысление проблемы начинается с постановки главного вопроса – а чего нам ждать от появления нового элемента общественной и экономической жизни? Какие выгоды несут с собой трансграничные мигранты – и какие риски, угрозы и опасности? И кому будут доставаться выгоды – а кому угрозы? Значимость проблемы сделало ее полем ожесточенного идеологического противостояния и политической борьбы. И от того, какой в конечном счете возобладает ответ, во многом зависит траектория развития   всего российского общества.

 

[1] Однако этот постулат сомнителен. Понятно, что развитие – это нарушение сложившегося равновесия, неизбежное появление  новых рисков. Но и отсутствие развития также может угрожать стабильности, формировать собственный набор рисков. Зачастую игнорируется то простое обстоятельство, что риски и выгоды неотделимы. Нет выгод без рисков, однако могут быть риски без выгод. Уход от решения проблем развития может привести не к минимизации рисков и убытков, а к их максимизации. Любое решение сложной проблемы – это путь от одной конфигурации рисков и выгод к другой, а не к их абсолютному увеличению или уменьшению.